Восстановление исторических садов в России

Русский рок – не просто музыка на русском языке, а культурный пласт, в котором соединились протест, духовный поиск и поэтическая традиция. Исследователи отмечают, что рок, «декларативно отвергая традицию, тем не менее существует в русле национальной культуры и являет собой новый этап развития русской словесности».

Борис Гребенщиков ещё в 90-е заявил: «В современном обществе, где религия отвергнута, рок-музыка взяла на себя роль религии» – фраза, вызвавшая резонанс на Западе. Сегодня рок переживает «переоценку ценностей»: одни музыканты идут к православию (Кинчев, Шевчук), другие – к плюрализму и культу Свободы (Гребенщиков).
Исследователи подчёркивают: «Русский рок сформирован на близких нам ценностях и моралях… Главное достоинство – слово, дух свободы души и сознания».

Эта фраза – мем, аксиома, интернет-рефлекс. Но что именно умерло? Не музыка – ярлык. В СССР «русским роком» называли всё, что не попса: от постпанка «Кино» до психоделии Мамонова, от ленинградского рок-клуба до сибирской волны Летова и Янки. Попробуйте объединить их в жанр – это всё равно, что сказать будто «английский рок» объединяет всех музыкантов от The Beatles до Joy Division.

Исследователи называют русский рок карнавальным мифом: абсурд и мистицизм, двор и храм, птицы и алхимия. Это не лозунг «Долой режим!», а поиск риторики вне здравого смысла – альтернативная реальность для тех, кто чувствует себя чужим в советском и постсоветском мире.

Бахтинский карнавал в песнях Башлачёва, Гребенщикова, Калугина смешивает высокое и низкое: «мёртвые рыбы в иссохшей реке», «короли в кленовых коронах». Это поэзия бардовской традиции, усиленная электрогитарой.

Примерно в 1980-е подпольное рок-движение переняло ещё одну бардовскую традицию – квартирники. Всё ещё недоступные официальные площадки, специальные кураторы, попытки рецензировать и изменять тексты привели музыкантов на квартиры, где проходили концерты не для всех. Здесь бывали только друзья и друзья друзей, проверенные слушатели. Иногда место держалось в секрете буквально до самого события – гостей встречали у метро и провожали.

Музыканты часто не были частью традиционной системы, могли не работать на стандартных должностях и заводах в силу очевидных причин. Некоторое время квартирники были платными, но так как это приравнивалось к предпринимательской деятельности и грозило тюремным заключением, и особенно после ареста фронтмена группы «Воскресение» Алексея Романова, практика прекратилась.

Рок в 80–90-е был не только музыкой, но способом интерпретировать реальность – от «Гражданской Обороны» до «АукцЫона» и «Агаты Кристи». Рэп сегодня отчасти взял на себя эту функцию: говорить от первого лица, прямо, «улично», иногда на пределе. Говорят, мол, рок проиграл рэпу. Но, кажется, музыканты обращаются к рок-эстетике в поисках глубины и символического веса: так, Post Malone выходит с гитарой, Хаски пишет рок-песни, Pharaoh сэмплирует гранж. Границы жанров стираются, и появляется запрос на нового культурного героя – цельного, бескомпромиссного, магнетического.

Как писал Кормильцев: «Будущее принадлежит тому, кто владеет монополией на интерпретацию настоящего». Сегодня эта монополия свободна.

А ведь рэп в чистом виде – ритм и текст, в то время как рок как раз давал образ героя. Летов, Цой, Башлачёв – не просто исполнители, а фигуры, вокруг которых выстраивался мир. Осмелимся предположить, что рэп-сцена пока ещё не родила подобного «культурного вождя», скорее коллекцию ярких персонажей. Но доподлинно мы узнаем об этом через некоторое количество лет.

И вот тут как раз и работает цитата Кормильцева: кто сумеет сегодня интерпретировать настоящее – не с позиции «тренда», а с позиции «смысла» – тот станет новым центром притяжения. И неважно, будет ли это рок, рэп или гибрид жанров.
То есть рок не «проиграл» – он растворился, стал языком, которым пользуются другие жанры, чтобы усиливать себя. Но культурный вакуум героя остаётся.

Русский рок – это не стиль и не эпоха. Это способ говорить о вечном на своём языке. Если поп-музыка девяностых уже прошла путь от стыда к новой моде, рок ждёт своей очереди. Смерть жанра – не конец, а шанс на перезапуск мифа. Впрочем, оговоримся, что жив жанр для тех, кто по-прежнему находит что-то новое, кто слушает и слышит, а если есть новое для слушателя, значит, в каком-то смысле оно живет. С учетом переосмысления ценностей, узнавания, возраста, старое воспринимается по-новому, но прошлое – не забывается.

Мы решили составить плейлист и поняли, что абсолютно не укладываемся во временные рамки. Он мог бы быть фундаментальным, включающим главное от и до, но почему-то вышло иначе. Может быть, как раз потому что живо? И даже всё ещё болит.

Русский рок – это не стиль и не эпоха. Это способ говорить о вечном на своём языке. Если поп-музыка девяностых уже прошла путь от стыда к новой моде, рок ждёт своей очереди. Смерть жанра – не конец, а шанс на перезапуск мифа. Впрочем, оговоримся, что жив жанр для тех, кто по-прежнему находит что-то новое, кто слушает и слышит, а если есть новое для слушателя, значит, в каком-то смысле оно живет. С учетом переосмысления ценностей, узнавания, возраста, старое воспринимается по-новому, но прошлое – не забывается.

Мы решили составить плейлист и поняли, что абсолютно не укладываемся во врменные рамки. Он мог бы быть фундаментальным, включающим главное от и до, но почему-то вышло иначе. Может быть, как раз потому что живо? И даже всё ещё болит.