Динозавры, Агутин и долгая дорога домой

Ностальгию последние несколько лет не только активно используют в качестве ключевой метафоры эпохи, но и пытаются изучать через призу социологии, психологии, философии и культурологии. Она влияет на наше потребительское поведение, плейлист в машине, выбор сериала и жизненные цели. О ней говорят как о факторе личностной и цивилизационной стагнации, так и о действенном методе социального единения и части политтехнологий (например, make America Great Again).

Но сколько бы о ностальгии не дискутировали исследователи, как бы не определяли ее понятийные границы, мы воспринимаем ностальгию скорее не как процесс интеллектуальной рефлексии, а как набор ощущений, импрессионистскую зарисовку из чувств и эмоций. Это горько-сладкий микс советского пломбира, сухариков «Три корочки» и микстуры от кашля.

Сейчас ностальгия - ключ не только к пониманию формы и содержания современности, но и к осознанию глубокого интереса к феномену культурной памяти.

Исходный смысловой код термина строиться вокруг проблемы «воображения», детектированной швейцарским врачем Дж. Хофером в 1688 году у военнослужащих, тоскующих по дому. За три века существования смысл его расширился до тоски о прошлом, о пережитом. От физиологического расстройства (врачи в XVIII веке связывали с этой «болезнью» слабость, потерю веса и лихорадку) ностальгия перешла сначала к эмоциональному (диагностировали у «больных» тревогу и бессонницу) феномену, а потом и философскому, наполняясь постепенно экзистенциальным содержанием.

К началу нового столетия на основе базового термина стали появляется неологизмы, например, анемоя - разновидность ностальгии, в основе которой тоска по времени, в котором человек не жил, или по культуре давно утраченной. Ностальгия - это всегда своего рода симуляция, то есть не точное воспроизведение событий прошлого, реальных воспоминаний, а скорее воссоздание их по правилам, которые мы сами придумали. Отсюда акцент на положительных аспектах эпохи, визуальном контуре и мечтах о будущем, которые мы вложили в образ прошлого. То есть когда мы ностальгирует о Средневековье, воспроизводим скорее форму (рыцарские латы, баллады и прочее), а не содержание (и отсутствие водопровода), умноженную на мечту о мире, где отстаивают честь или декламируют стихи прекрасной даме.

Но при этом ностальгию не стоит путать с воспоминаниями и фантазиями, хотя эти понятия тесно связаны. Ностальгия включает в себя эмоционально окрашенные воспоминания, отобранные и нанизанные на единый нарратив - рассказ о прошлом как огоньки гирлянды, освещающий наши серые будни в настоящем. При этом содержание этого «воспоминания» не говорит о подлинном описании момента в прошлом, демонстрируя последующую «ретушь» реальности механизмами памяти. Фантазия довершает работу памяти, придавая личному опыту форму коллективного, то есть как будто пережитого совместно. Ностальгия парадоксально индивидуальна и коллективна, она напоминает детские фото, где сложно разобрать кто есть кто (все такие фото неуловимо похожи), и в любом снимке при должной степени убеждения можно увидеть самого себя. Кроме того в ностальгии в отличии от фантазии в разной степени обязательно присутствует тоска, триггерами для которой служат чувственные ощущения (от запаха бабушкиных пирожков до узнаваемых мелодий).

В 80-е ностальгия окончательно отделяется от эмоционального и когнитивного бытования человека, становясь частью сложного социо-культурного комплекса формирования идентичности. Социолог Фред Дэвис намечает 3 этапа осмысления ностальгии, позволяющих сделать выводы о состоянии современного человека.
Первый этап сосредоточен на фиксации эмоций, которые рождаются на основе воспоминаний об утраченном (например, первой любви), переходящих в разговор о том, что как бы хорошо мы не живем сейчас, раньше все равно было лучше.
На втором этапе (рефлективном) появляется желание разобраться, правда ли настоящее уступает прошлому?
На третьем - интерпретативном уровне человек «делает проблематичной саму реакцию» -пытается отойти от эмоций и спросить себя: «Почему я испытываю чувство ностальгии? Что это может значить для моего для моего настоящего? Помогает ли мне это строить будущее?».
Мы часто не добираемся до второго и третьего уровней осмысления ностальгии, зависая на концертах Агутина и мечтах о долларе по 30, лишая себя еще одного инструмента саморефлексии.

Давайте разберемся, есть ли в ностальгии философская сопоставляющая, позволяющая ответить на вопросы о потребностях времени? И что с ней делать, если до начала XX века ностальгию воспринимали как психосоматическое заболевание и лечили соответствующе (кровопусканием или клизмой), а как быть теперь, когда ностальгия вышла за рамки диагноза, и главное, сколько раз в день без вреда для ментального состояния можно слушать «Хоп Хэй Лала Лэй».

Забавно, что мы привыкли ностальгию располагать в координатах времени, а философы относят ее к пространственной категории. То есть это не про время, в которое ты хочешь вернуться, а про место.
В советской и российской гуманитаристике ностальгию соотносят с идеей «дома», в котором есть физически-телесное, психологическое и духовно-культурное измерение.

Телесное измерение - это физическая реакция на знакомую обстановку благодаря запахам и вкусам. При контакте с местами из прошлого наше тело считывает сигналы, дающие ощущение безопасности и комфорта. При этом за щемящим чувством восстающего в памяти домика в деревне кроется нарушение личностной целостности. Оторванность взрослого от дома, семьи создает эффект чуждости и холодности окружающего мира, к которому, кажется, сложно приспособиться. Парадоксальность человеческой жизни в том, что мы все детство хотим «вырваться» из привычного в неизведанное, чтобы потом всю жизнь искать дорогу домой.

Психологическое измерение - это тот самый ключ к проблеме современной идентичности, о которой писали выше. Ностальгия может свидетельствовать о кризисе идентичности, невозможности представить свое «Я» в динамике и взрослении. Если тебе кажется, что «лучшие годы позади» и таким классным как в старших классах ты не будешь уже никогда, нужно провести ревизию своего Я. Ключевая задача внутренней работы - вернуться к знаковым переживаниям прошлого (любви, победы, комфорта), но уже в новых условиях. Примечательно, что современная наука причиной кризиса личности считает не сами воспоминания, а скорее подчеркивает, что состояние упадка заставляет нас искать убежища в воспоминаниях. Вспышка ностальгии может быть сигналом, что стоит обратить внимание на свое состояние здесь и сейчас.

На духовном уровне пространственные координаты ностальгии лежат в плоскости вопроса «Куда я иду и откуда пришел?». Чтобы представить тоску по дому в модели философской абстракции, можно обратиться к образу гомеровского Одиссея, чей путь на родную Итаку затянулся на целых 10 лет. Он плыл к острову, где осталась жена и сын, но в своем стремлении он искал не место (точнее не только место), а ощущение укоренности, принадлежности, которое и дает человеку сил на новые странствия. Дом - там где воспоминания, твои и твоих близких.

Принять свое прошлое на телесном, психологическом и духовном уровне - это значит легитимизировать настоящее, дать ему право на существование, а так же разрешить помыслить будущее. Ностальгия может помочь отдельному человеку и обществу в целом создать повествовательно осмысленное единство, историю, связывающее прошлое, настоящее и будущее. Здесь было бы уместно процитировать хит 10-х «Не забывай свои корни, помни» (пропойте, пожалуйста).

Со временем ностальгия захватывает не только свои исконные владения (прошлое), но и переходит на будущее, которое теперь строится (в голове и реальности) на базе мечты о навсегда утраченном прошлом. Когда ты не знаешь, что впереди, ты оглядываешься назад, рассматриваешь знакомое, пока в какой-то момент они не меняются местами. Это маркер своеобразной поколенческой «капитуляции» перед будущим, замещение его идеализированным прошлым, миром, который без «ретуши» памяти никогда не существовал и не может существовать.

Развитие технологий, мировые социо-политические изменения, экономический кризис меняют контуры грядущего, делая его не только не предсказуемым, но и не осязаемым. Когда горизонт планирования 5 минут, прошлый опыт кажется не в пример надежней.
Наш страх перед неопределенностью и неспособность помыслить будущее (и ответить на вопрос «кем я хочу стать, когда вырасту») часто используется в современной политике. Синдром политической ностальгии реставрационного типа представляет собой коллективные эмоциональные переживания, связанные с идеализацией политического прошлого и негативной оценкой сферы управления в настоящем. Идеализация при синдроме политической ностальгии носит агрессивный характер, блокирующий конструктивное понимание настоящего и будущих перспектив, призывая вернуть «все как было» без разбора положительных и отрицательных аспектов. Помните, иногда свитер с надписью СССР - это просто свитер, а не призыв к действию.

Кроме попыток политиков «продать» прошлое как будущее, ностальгия проделывает такой же трюк с товарами и услугами.

Ностальгический маркетинг - это стратегия использования положительных, знакомых идей и образов для создания доверительной коммуникации с потребителем и возможности познакомить их с новыми товарами и услугами. Мы покупаем то, что не просто нам знакомо (хотя это уже плюс к карме производителя), а то, что вызывает в памяти приятные воспоминания. Маркетологи для достижения эффекта узнавания чаще всего используют две основные стратегии: fauxstalgia и newstalgia.
Newstalgia - «новая ностальгия» базируется на нашем желании испытать знакомое чувство с примесью чего-то «новенького». Например, шоколад Аленка со вкусом соленых крекеров заставляет вспомнить о том как в детстве впадали в шоколадную кому, но с новым оттенком (но тоже знакомых крекеров в виде рыбок).

Fauxstalgia - «ложная ностальгия» предполагает создание улучшенных копий устаревших предметов и продуктов. Например, в рамках подобной стратегии произошло возрождение любимого советского лакомства - творожного сырка, ставшего символом нового прочтения привычных продуктов питания, да так, что миллениалы до сих пор считают этот сырок (и бытовой гедонизм) своим изобретением.
Исследования подтверждают эмпирически «магию» воспоминаний, связывая, например, обонятельную ностальгию и аромамаркетинг. Наряду со вкусами и запахами из детства, к основным трендам можно отнести ретро-дизайн, отсылки к известным событиям и явлениям массовой культуры (фильмам, книгам), а так же коллаборации с культовыми личностями прошлого (Дима Маликов, ты супер).

Культура XXI века «накапливает» ностальгию как гигантское водохранилище, омут памяти, в который каждый опускает несколько слезинок, чтобы помнить, кем он был и кем стал. Американская исследовательница ностальгии Светлана Бойм, описывая современную массовую культуру, диагностирует веку «синдромом парка Юрского периода», которому свойственна техно-ностальгия без саморефлексии, где футуристическое и доисторическое сплелось воедино.
«Вместо тревожной амбивалентности и парадоксальной диалектики прошлого, настоящего и будущего она обеспечивает детальное восстановление облика вымерших существ и разрешение конфликтов» - пишет Бойм в работе «Будущее ностальгии». Воскрешение древних ящеров служит отсылкой к нашему желанию решить для себя раз и навсегда вопрос трактовки прошлого и дискуссий о будущем.
Парк Юрского периода - жуткая версия Эдема, в который герой и героиня снова и снова возвращаются как в колыбель, давая себе шанс на новое начало, чтобы избежать ошибок прошлого и сумерек будущего. Это словно нулевая точка прошлого человека и человечества, в пространстве которого еще и находятся «идеальные животные для индустрии ностальгии, потому что их никто не помнит» (и никто не скажет, что «все было не так»).

Забавно, что увлекаясь динозаврами, мы смотрим далеко в прошлое, при этом наша потребительская ностальгия фокусируется теперь на коротких промежутках, где мы вспоминаем (и потребляем) соседние десятилетия. Кнопочный телефон, песни «Ласкового мая», оммаж на мамин начес из 80-х выстраивают границу ностальгии, не позволяя погружаться ниже исторически доступного фарватера.
Не последнюю роль в повышении градуса ностальгии играют и технологии. Оцифровка прошлого в видео, фотографиях и дневниках социальных сетей делают его ближе и объемней. Прирост свидетельств и жизнеописании в духе аккаунта, который мама ведет для своего ребенка с рождения, создает задел для формирования мифа о Золотом веке, где мороженое было вкуснее, а мимические морщины менее заметными. Раньше у нас было два- три снимка из отпуска в Анапе в 98, а теперь целые гигабайты для последующей идеализации момента. Интересно, как этот цифровой след скажется на будущих поколениях, которые получат в свое распоряжение не просто обрывочные сведения о прошлом, которые можно укрепить каркасом фантазий, а детализированный портрет эпохи, в которой тебе не довелось пожить. Усилит ли это ностальгический импульс или наоборот ослабит его?

Вывод: Любая ностальгия - это утопия и антиутопия, их роднит именно полная невозможность воплощения в реальность, потому что то прошлое, таким каким мы его помним, не существует нигде, кроме пространства нашей памяти. Мы понимаем, с одной стороны, что ностальгия - это принятие чувства, что так хорошо как раньше уже не будет, а с другой, мысль, что нам срочно нужно предпринять какие-то действия, чтобы вернуться в состояние этого безусловного счастья.

И если на заре своей терминологической истории ностальгия была болезнью тоски о доме, то сейчас в пространстве поп-культуры понятие дома замещается искусно воссозданным его ощущением, а подчеркнуто фантастический характер (как в Парке юрского периода) создает невозможность различить прошлое и будущее.
В ностальгии как феномене есть и яд и противоядие против глубокой печали о потерянном ощущении принадлежности, тоске о культурном единстве. Если не зацикливаться на меланхолии (как ностальгии без рефлексии) или реставрацию прошлого, она может привести нас туда, куда мы неосознанно хотим прийти. Домой!