Ароматы.
Память пахнет скошенной травой

Если звук – это резонанс, свет – отражение, то запах – это самая краткая дистанция между человеком и его прошлым: не фотография и не письмо, а запах духов, остывшего супа, листвы, чая с крошками печенья. Память обоняет.

Помимо культурного контекста, есть и банальная физиология. Скажем, 960 раз в час человек вдыхает. И каждый вдох – потенциальная точка входа: для воспоминаний, для желаний, для покупок. При этом ароматы (среди которых в том числе неприятные) не спрашивают разрешения. Они являются одной из самых первых форм познания мира. До речи, до счёта – был дым, благовоние, тело, кровь и их маскировка. Обоняние – древнейший сенсор, работающий непосредственно с эмоциональной памятью. Дети, рождаясь, также в большей степени опираются на запахи, а не на зрение.

Сегодня у нас есть анатомия, нобелевские лауреаты, классификации Линнея, Хеннинга, Крокера, маркетинг, основанный на запахах. Мы знаем, как устроен нос. Но культурный нос – другой. Он слышит иное.

В некоторых исследовательских работах упоминается понятие «обонятельного пространства», которое, подобно визуальному или музыкальному, организует восприятие мира: оно не просто регистрирует ощущения, но структурирует художественное и жизненное целое. В этом смысле запах – философская категория, неотделимая от культуры. А потому – и от литературы, поэзии, архитектуры, моды, психоанализа, города и тела.

Мы можем сказать, что запах воспринимается телом, но живёт в культуре. Его нельзя объективно измерить, потому что он всегда в моменте: между телом, памятью и пространством. При этом он может быть почти физически осязаем. Например, мы можем почувствовать, что запахи обнимают.

Именно поэтому исследовать запах как культурный феномен – не дань моде, а попытка понять, как культура телесно говорит сама с собой.

Каждое общество вырабатывает свою ароматическую ось. Эта интуитивная шкала, и запахи распределяются обычно по трём полюсам: приятное, нейтральное, неприятное/зловонное. Эта ось – не универсальна, она создана языком, ритуалами, архитектурой, историей. Версаль XVII века или бал при Екатерине пах так, что современный человек сбежал бы. А для своих современников это было нормой и даже роскошью.

Запах – настоящий портал в прошлое, триггер для неуловимых воспоминаний. Его символическая сила обусловлена тем, что он всегда оценочен: приятен или нет – в зависимости от культуры, памяти, еды, раннего детства, погоды. Объективного запаха не существует. Возможно, запах – только впечатление, усиленное временем. И если мы говорим о том, что ностальгия и память обнаруживаются при попадании в среду с определенными запахами, то неудивительно, что это осязаемое воспоминание пытаются закупорить, чтобы не забыть и погрузиться в него в любой момент.

Объяснить это, как ни странно, можно с помощью биологии. В носу около 400 рецепторов, которые способны различать более 10 000 запахов. А запахи, которые хранят столько эмоций, невероятно малы.

Они легко проникают в нас и моментально передаются в мозг – но не куда-нибудь, а прямо в лимбическую систему – тот самый блок мозга, который отвечает за эмоции и долговременную память. То есть до того, как ты осознаешь запах, он уже что-то с тобой сделал.

Но, конечно, не биологией единой. В романе «В сторону Свана» Пруст описывает, как включается механизм памяти в связи с определённым запахом и как человек вспоминает, казалось бы, забытые детские воспоминания. Это натолкнуло учёных и исследователей на создание понятия «феномен Пруста», в рамках которого описывается как «обонятельная память».

Репрезентативная функция раскрывает, как человек выбирает себя через аромат. Духи – это не просто усилитель тела, это дисплей ценностей, социальный образ, гендерный жест. Покупая аромат, мы присоединяемся к его истории. Мы встраиваем себя в поле культурных значений. Иногда – временно, как маску. Иногда – навсегда.

Запахи и парфюмы в истории двигались от украшения тела к его подавлению. Сегодня культура делает ставку на нейтральность. Природный запах тела почти полностью вытеснен. Это последствия гигиенической революции XIX–XX веков, индустрии чистоты и дезодорированных домов, маркетинга современности.

Сегодняшний нарратив отсылает в основном не к запахам человека, а скорее к тем, что вокруг.  Аромат сегодня – часть локальной идентичности . Туризм, гастрономия, ремесло — всё упаковывается в местный запах.

Города пахнут. Особенно у поэтов. В конце XIX века одорические образы ещё эпизодичны: «дымный город», «смрад каналов».

Но с приходом поэтической прозы и урбанистической лирики запах становится строительным элементом. Саша Чёрный, Князев, Скалдин создают смердяковскую карту города: конский навоз, трупный газ, жирный дым – всё это не просто антураж, а характер.

В XX веке запах перестаёт быть знаком «другого мира» и становится самостоятельным сюжетообразующим элементом. Он не описывает – он действует. Он душит, возбуждает, утешает, входит в дыхание героя и в композицию стиха.
Сегодня запахи городов связаны с индустриализацией, расположением, территорией и многими других факторов. Исследовать это сложно, ведь запахи не только субъективны, но и сложно фиксируемы.

Оговоримся, что ритуалы бывают очень разными. Вечер у костра с гитарой, посещение церкви в воскресенье, мандарины у ёлки и многое другое – всё это повторяющиеся нарративы. Они создают, переносят в определённый контекст целые группы людей. 

Так, ладан в церкви – не только благоухание, а архитектура ощущения священного. Запах костра – память о единении, несмотря на погоду и условия, смешанный с запахами леса, рассветной прохлады.

Ритуалы бывают разными и при этом трансформируются. Например, ранее люди целыми сёлами выходили на покосы. Запах скошенной травы был одним из самых успешных ароматов ещё в царской России. Сегодня, как и ранее, многих из нас впечатляет этот яркий запах: проходя в парке Горького мимо свежескошенного газона, едва ли кто-то не заметит этот аромат. Его можно не любить, но пройти просто мимо, не замедлившись – попросту невозможно. 

Запах как феномен работает сразу в двух регистрах: природном и культурном. Он и молекула, и метафора. Он дан телом, природой, но переосмыслен ритуалами, требуя контекста.

Культура учит нас, какие запахи допустимы, а какие нет. И то, что когда-то было нормой, сегодня может быть «преступлением против носа». В этом смысле запах — лакмус культуры. Её неуловимый, самый интимный индикатор.

С конца XX века запах вошёл в литературу не как фоновая деталь, а как фигура памяти, риторики и власти. Герои произведений поэтов и писателей, таких как Чехов, Есенин и многие другие, «Парфюмер» Зюскинда (1985 г.), монографии Ханса Риндисбахера «Запах книг» (1992 г.) постепенно создавали траекторию, в рамках которой запахи начали восприниматься как язык вне слов.

Современное литературоведение пользуется уже специальным термином – ольфакторий, то есть совокупность всех отсылок к миру запахов и ассоциативное поле вокруг них.

Польский Исследователь Роман Мних в статье «Семиотика запаха в поэзии А.А. Ахматовой» выделяет три типа взаимодействия с запахами в творчестве поэтессы. В самом начале он говорит о том, что смысл запахов определяется общей
тональностью стихотворения: сами по себе они сухие, тёплые, влажные, горькие, сладкие, но не связаны с обонянием физически, а скорее «чувствствуются» вкусом или осязанием. Например:

В более позднем творчестве Мних находит запахи, олицетворяющие традиционную европейскую символику. Например, любовь пахнет яблоком, потому что яблоком Ева соблазнила Адама; дикий мёд потому и пахнет свободой, широкими просторами от того, что он дикий; пролитая кровь влечёт новую кровь.

Заключительный тип отсылает к мистической символике. Она выходит за рамки нашего сегодняшнего обсуждения, потому выносим её за скобки, но изучить этот вопрос, ознакомиться с концепцией можно здесь.

Ароматы – не просто биология, но биография. Это не про молекулу, а про память, стиль, идентичность; то, что всплывает, исчезает, возвращает. Культура работает с запахом как с материалом: скрывает, превращает, переопределяет, делает его знаком соблазна, бедности, маркером принадлежности. Запах может быть преступлением, признаком времени, предметом культа, формой любви. Эротика, афродизиаки, феромоны – всё это естественные и культурные коды, которые регулируются и осуждаются, подаются и скрываются. Запах связан с сексуальностью сильнее, чем звук или цвет. И культура это дисциплинирует: прячем волосы, прикрываем тело, не приближаемся без повода. Или просто – каплей из прошлого.

Современный парфюм – это нарратив: у него есть история, характер, настроение. За ним стоит концепция, пропагандирующая гедонизм, смягчённый культурой; стремление к наслаждению, переведённое с тела на духи.